В каждом человеке кто-нибудь да умер. В ком Наполеон, в ком Моцарт... В нем живут одновременно артист, художник, живописец и вообще творческий человек. Хотя судьба на заре его туманной юности уготовила ему совсем иную жизнь.
Каждый день убавляет их, фронтовиков Великой Отечественной, по одному. В Самаре живут два друга из тех, кто не дождавшись своих положенных 18, ушли добровольцами воевать в 41-м. Это профессор Поволжской государственной академии телекоммуникаций и информатики Сапаров Владимир Ефимович и майор в отставке Матянин Михаил Александрович. О нем и пойдет разговор.
Этот человек абсолютно безжалостен к себе, как художник. Любой живописец постарается в своем автопортрете приукрасить себя, изобразить хотя бы лет на 20 моложе. А поглядите на карандашный портрет этого живописца. Да, здесь ему действительно под 80, хотя в жизни ему таковых ни кто не даст. А все оттого, что это творческий человек, увлекающийся и, не дающий себе ни на минуту расслабиться.
Началось-то все от Самарского "Олимпа". Это там, где сейчас Филармония. Там "она по проволоке ходила"... и дюже уж нравилось самарским пацанам бегать в этот цирк и глядеть как ходит по проволоке эта циркачка. Среди них был Матянин. Потом и самому захотелось попробовать себя в этом жанре.
Устроили на Волге маленький аттракцион. Мистификаторы. Бесплатно представляли свои эквилибристике трюки. В критический момент падал Миша Матянин с каната, протянутого с берега на баржу в воду, а сердобольные зрители ныряли, чтобы его спасти. Когда "фокус" был разгадан, пришлось артисту, как Остапу Бендеру, спасаться бегством.
...Война нагрянула вдруг. Да вот беда, воевать не берут. Годами не вышел. Сказали, подрасти. А тут и вторая беда привалила, брюшной тиф подхватил. И мог бы будущий боец помереть раньше, чем на войне. Но-нет, выжил. Опять не захотел подрастать и пошел записываться в добровольцы. Мальчишки рвались на фронт в действующую армию. В этом желании воевать смешался патриотизм, романтизм и чувство мести за погибших отцов и старших братьев. Уходили на фронт и женщины, хотя, как известно, у войны не женское и уж тем более не детское лицо. Но шли туда женщины и совсем еще девочки, и конечно, мальчишки.
Не хочется выстраивать в протокольный ряд фронтовую биографию Михаила Матянина. Биографию человека, прошедшего с боями от Москвы до самых до окраин, то есть до Берлина. Но память возвращается к военным годам, которые забыть невозможно.
Так не приняли нашего юношу на войну. Он, как мы уже сказали, угодил в больницу, а когда поправился, да еще и на фронт стал проситься, сказали: "Иди-ка, сынок, хоть выздоровей пока. Потом приходи, тогда и поговорим". А к тому времени, как выздоровел, 1500 добровольцев в парашютно-десантные войска и 2 тысячи в лыжные батальоны, отправлял Куйбышевский Обком ВЛКСМ на фронт. Среди лыжников оказался и Матянин.
А дальше - просто. На войне, как на войне. Под первую бомбежку угодил эшелон еще необстрелянных лыжников под Москвой и в результате "их оставалось только трое из восемнадцати ребят"... В пропорции значительно меньше. Из восьмисот не более тридцати и среди живых был Матянин. Как говорил в свое время такой же отчаянный фронтовик и артист Юрий Никулин: "Не судьба..." А эшелон-то разбомбили вдребезги.
Судьба их, уцелевших, будет очень трудной. Никто из оставшихся в живых, никогда не поймет, как удалось, пройти всю войну, все время быть на переднем крае, и выжить. Наверное судьба….
Командир радиовзвода, каковым к тому времени был Матянин, сидел там, по кому бьют и убивают первым. На войне, как на войне. Кстати, Ю.Никулин в своих фронтовых мемуарах вспоминает на этот счет очень показательный случай. Сидит он в блиндаже. А в это время надо срочно позвонить командиру и дать целеуказание. Связи нет. Провод оборвало. Побежал в соседний блиндаж и в это время прямое попадание в его родную конуру. Не судьба…
Вот и с Матяниным постоянно такие штучки случались. Ходил в глубокую разведку, в тыл к немцам на 70 км, а рация в "режиме ключа" берет только на 50. Командир отряда пистолетик к виску радиста подставил и говорит: "Даешь связь, сукин сын?!" Пришлось дать. А как, никто не знает. Изловчился как-то и - шифром несколько цифр. Через три ночи на самолете им сбросили продукты, боеприпасы и новое питание для рации.
А в штабе полка уже позаботились похоронки им выписать. Говорят: "Вас же на нейтралке еще грохнули". Да, так и было. Грохнули, да живы остались. Не судьба...
Однако трудная это работа лежать на солнцепеке сутки, с пленным "языком" в обнимку, не поднимая головы, темноты дожидаться. "Язык"-то может и не помрет, выживет, а вот тебя грохнуть могут.
В 73 полку 33-й стрелковой дивизии - в последствии Краснознаменной Ордена Суворова II степени воевал Михаил Матянин на Северо-западном, Калининском, Третьем и Втором Прибалтийских и Первом Белорусском фронтах. А до Берлина было еще далеко. Пока с "языками" и без них дойдет до него, будет дважды ранен, дважды контужен и ни разу не убит. Как не вспомнишь бессмертные строки А.Твардовского:
"Был частично я рассеян
И частично истреблен".
Хорошо, что частично, а не совсем.
Получит Матянин свои положенные, кровью завоеванные награды: два ордена Отечественной войны, два ордена Красной Звезды и самую боевую медаль солдата "За отвагу".
Это было на Псковщине весной 44-го на Стрежневском плацдарме, на западном берегу реки Великой. Немцы хорошо его обрабатывали из дальнобойных орудий. Отсюда и начали наши войска свое наступление на Прибалтику. Здесь и вручили парторгу роты связи Матянину "медаль "За отвагу"
А до этого были годы войны, глубокая разведка, походы по тылам противника, серьезные ранения и контуэии. Кстати, такой подарочек до сих пор торчит у него под сердцем. Каждый фронтовик знает, что осколок лучше не тревожить. Раз успокоился - пусть поживет, и мы с ним как-нибудь. А ведь напоминает о себе, тревожит. Вот так и переживают друг друга уже многие лета.
Совсем недалеко оставалось до Берлина, километров 70, когда Матянина еще раз достало. Контузило так, что слух потерял связист. А это уже профнепригодность. Но в санбат не пошел, как не ходил и раньше, не смотря на контузию, остался в строю. Слава Богу, слух восстановился и он смог вернуться к своим боевым делам.
Война не закончилась для старшего сержанта Матянина 9мая 1945 года в Берлине, для многих она еще продолжалась. Успел расписаться на стенах рейхстага старший сержант: "Мы с Волги!"
Два года еще служил Матянин в Берлине уже на офицерских должностях, казалось бы уже в более привилегированном положении, но все равно еще на войне. Только это была уже другая война, на мирном Фронте Германии. О ней немало написано.
Весной 1947 года вернулся в Куйбышев в полной выправке, демобилизованный и, самое главное, живой и невредимый. Обнял своих стариков - отца с матерью, погуляли малость, отдохнул и пошел искать какое-нибудь занятие для души. А душа его всегда тянулась к творчеству, в каком бы виде оно не проявлялось.
Если человек талантлив, т о, как правило, талантлив разносторонне, какой-то талант в нем проклюнется сильнее, да и другие не остынут. Взяли лаборантом в Поволжскую студию кинохроники. А уж там, если есть воображение, полет для фантазии неограничен. Вот так и стал ассистентом кинооператора, помогло увлечение фотографией и рисованием.
Школу надо было незаконченную перед войной заканчивать. Поступил в 10-й класс вечерней школы № 6 рабочей молодежи на пл. Революции. Учился с интересом, был кандидатом на золотую медаль. Мечтал об операторском отделении ВГИКа и даже готовился к нему основательно, но ведь и о делах сердечных забывать нельзя.
Он был из тех, "которые ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы", а, точнее еще не успев даже полюбить. Наверное потому перевесила молодость и любовь. Одноклассница вечерней школы № 6 Людмила Стомма, шестью годами младше фронтовика, во-время повернула его от неизвестного и, кто знает, счастливого ли пути во ВГИК, поступи он туда.
Женился Матянин и остался со своей любовью в Самаре. А увлечение искусством все-таки не бросил. И не бросает до сих пор. Но за это время, как говорят в народе, построил дом, посадил дерево, вырастил детей и воспитал внуков. Тех и других достойных его биографии.
...Творчество же возобладало над нашим, запоздавшим по причине войны студентом окончательно, когда он поступил на заочное отделение Московского полиграфического института, который и закончил успешно по специальности "художественно-техническое оформление печатной продукции". К тому времени он уже работал в газете "Ленинский путь" в Красном Яре ответственным секретарем. Работая в газете, помимо того, что надо было писать в нее, кем только ему не приходилось быть и художником, и фотографом, и тем, кто делает макет газеты, без которого она просто не может выйти.
Потом долгие годы работы в "Волжской нови", а затем в "Волжской коммуне" заместителем ответственного секретаря.
Вот сейчас вернемся к тому творчеству, которое все-таки художник оставляет для себя, не рассчитывая на то, что его где-то заметят, а, тем более, и прославят. Порой такому творчеству художник отдает все оставшееся от жизни время, а вместе с тем и всю жизнь.
Михаил Матянин никогда не переставал писать картины, будучи всю жизнь журналистом. Он один из ветеранов журналистики, член Союза журналистов с 1957 года. Он много пишет. Его статьи, очерки, особенно на военно-патриотическую тему, постоянно печатаются в газетах.
Однако в его доме только с потолка не смотрят картины. Пишет он и маслом, и акварелью, владеет довольно сложной техникой офорта, эстампа, гравюры. С его картин чаще всего смотрит наш неброский среднерусский пейзаж.
Вот поле, усыпанное под солнцем своим разноцветием. Деревца, рассыпанные по берегу какой-то речушки и рыбачок, притулившийся к бережку со своей удочкой. От всего, что мы видим, исходит умиротворенность нетронутой бомбежками природы. Эта тем близка художнику еще и потому, что сам он влюблен в природу. Заядлый рыболов и часто проводит время на каком-нибудь из многочисленных водоемов вокруг Волги.
А вот совершенно иной по контрасту пейзаж. "Осенняя слякоть", Красный Яр. /гуашь/. Это наше неуютное и неброское сельское житье. Улица утопающая в осенней грязи. Эти знакомые всем с детства покосившиеся заборы, ветхие домишки, пережившие свой положенный век. От глаза художника не ускользает ни малейшая деталь, которая не напомнила бы милые сердцу приметы и не вернула бы нашу память к детству, шлепавшему по этим лужам босиком.
Или совершенно грандиозный пейзаж - "Волжская ГЭС ночью", /офорт с акватиной/. Мы, собственно, и не видим этой ГЭС, а видим только море огней, отражающихся в реке, но чувствуем ее дыхание, ее могучую работу, несущую людям свет и тепло.
Или "Набережная Волги" /линогравюра/. Зимний пейзаж. Казалось бы, что тут может тронуть глаз художника на этих запорошенных снегом ступенях гранитной набережной. А вот все та же жизнь. Пульс большого города. Следы, сбегающие по каменным ступенькам. Это, видно, недавно пробежали за Волгу те же неутомимые любители сейчас уже зимней рыбалки. Группки людей, скопившиеся у тяжелой чугунной решетки, но в то же время ажурной и легкой , не смотря на ее чугунность. Деревья, припорошенные снегом и тот же покой, и отсутствие тревоги в природе.
Однако память художника не может не вернуть его в свое прошлое. Она вторгается в его полотна разрывами снарядов, грохотом артиллерийской канонады. Батальным сценам, картинам той, сейчас уже далекой войны, посвящены живописные полотна и диорамы художника. Две свои картины он недавно подарил Самарскому Дворцу ветеранов, расположенному в парке Победы.
В школе № 100 существует музей Боевой славы, созданный Матяниным и по существу утвердивший в историографии Куйбышева понятие "комсомольцы-добровольцы 41-го" С этим музеем связаны 16 лет жизни его создателя. В круг его забот и обязанностей входит и сбор материалов по истории его родной 33-й дивизии, и переписка с ветеранами, и занятия со школьниками, походы с ними по местам боев его части. Разговор об этом музее и его истории требует отдельных страниц.
В этом музее на самом броском месте в обрамлении стендов с фотографиями фронтовиков, товарищей по оружию, размешена диорама, изготовленная по всем правилам и технике этого сложного искусства. Не каждый профессиональный художник возьмется за это. Здесь нужно быть и скульптором, и живописцем. В диораме изображен, вылеплен, выстроен и смонтирован только один ночной бой. Мы не видим батальных сцен с живыми людьми, как это бывает на картинах иных баталистов, но мы видим и чувствуем огненное дыхание современного боя, ведущегося на полное истребление человека с обеих сторон всеми имеющимися для этого средствами. Это впечатляет и у этого, почти живого зрелища, по долгу задерживаются посетители музея, слушая магнитофонную запись боя, разрывы снарядов, пулеметные и автоматные очереди, свист пуль.
По инициативе Матянина ныне здравствующие комсомольцы-добровольцы еще совсем недавно совершали плавание на теплоходе "Михаил Ломоносов", "однофамильце" того, который увозил их когда-то из Самары на войну.
В 1981 году Михаила Матянина приглашали в Москву на встречу фронтовых друзей, а в 1995 и 2000 годах он участвовал в Парадах Победы на Красной площади в Москве.
Что заставляет этого человека жить полноценной жизнью, не давать себе ни минуты покоя, не смотря на лета? Разумеется, его творческая натура. Являясь членом художественного объединения "Палитра", он постоянный участник выставок в музее П.В.Алабина, в Союзе журналистов, в школе № 100. Его работы отмечены неоднократными дипломами и другими наградами.
И все-таки живет в нем по-прежнему артист. Кто знает, поступи он во ВГИК, с кем бы мы имели дело сегодня с кинооператором или актером? Дело в том, что без Матянина не обходится ни один "капустник" в Доме журналистов. Он и швец, и жнец, и на дуде игрец. Прекрасно читает стихи, поет, играет на аккордеоне, танцует и вообще обладает редким даром импровизатора.
Есть такой инструмент - камертон. Этакий прибор и источник звука, служащий эталоном высоты и чистоты этого звука при настройке музыкальных инструментов.
Камертоном сердца Михаила Александровича является творчество. Оно в каждодневной лютой суете по нашим делам житейским не дает ему погасить в себе этот чистый звук, звук человеческого сердца.
Анатолий Галкин
