Арнольд Григорьевич Азрикан (19061976г.г.), заслуженный артист УССР, Лауреат Сталинской премии – выдающийся мастер оперной сцены, драматический тенор, в репертуаре которого около 100 партий, среди них30 ведущих в операх русских, зарубежных, советских композиторов. Огромный концертный репертуар. Пел на многих оперных сценах СССР, в куйбышевском оперном театре в 194950г.г. Здесь же поставил оперу Дж. Верди «Отелло», имевшую огромный успех. Проявил себя как талантливый режиссер и замечательный вокальный педагог.
Уникальная книга
Передо мной роскошно изданная на русском и английском языках, богато иллюстрированная книга: АРНОЛЬД АЗРИКАН Романс для драматического тенора. Авторы Дина и Дмитрий Азрикан, дети выдающегося артиста, которые живут в США. Книга издана в Хайленд Парк, Иллинойс, США в 2006 году к 100летию артиста.
Интересна история появления этой книги в Самаре. Всему виной Интернет, великое чудо цивилизации. Дина Азрикан прочла на сайте журнала «Самарская Лука» мою статью об артистке куйбышевской оперы Татьяне Николаевне Пахомовой, партнером которой в спектакле «Аида» был ее отец Арнольд Азрикан. Узнав номер телефона, Дина попросила меня поделиться воспоминаниями об отце, ведь именно куйбышевский период творчества был «белым пятном» в его биографии. Дина прислала книгу. И потекли воспоминания, которыми хочу поделиться.
Но прежде о самой книге. Скажу сразу, что читается она с огромным интересом. Каждая строчка дышит любовью дочери, выросшей в театре отца и делившей с ним радости творческих побед и горечи невзгод, которых, увы, выпало немало на долю артиста. Дина не пропускала ни одной премьеры и скольконибудь значительных спектаклей. Прилетала даже из Америки. Свои воспоминания об отце она назвала Голос дочери. В дуэте с ней звучит и Голос брата Дмитрия, который добавил в эту историю немало интересных страниц. Дополнил этот дуэт стройный ансамбль голосов друзей и коллег артиста. В результате получился яркий многогранный портрет замечательного певца, артиста, режиссера, педагога и человека. Итак, перелистаем страницы этой замечательной книги.
Арнольд Азрикан родился в 1906 году и был одним из семерых детей в бедной семье одесского столяра. Домашним образованием его занималась сестра Фаня, которая была учительницей математики и знала несколько иностранных языков. Чтобы помочь семье, Арнольд рано начал трудиться на разных подсобных работах. С 12 лет пел в церковном хоре. Здесь его и услышал Александр Вертинский, подарил ему яблоко и предсказал карьеру певца. Природа щедро одарила его прекрасным голосом, к тому же он прошел хорошую вокальную школу в училище Гнесиных (Москва), в одесской консерватории и позже у итальянского маэстро. С педагогами ему повезло.
В 19 лет Азрикан стал хористом одесского оперного театра. А вскоре солистом театров Одессы, Харькова, Киева. «Сцена становится смыслом жизни, страстью, счастьем и страданием, тем божественным миром музыки, который он покинет всего лишь за несколько месяцев до своей смерти. Всю свою жизнь он был безгранично предан оперному искусству, трудился на сцене до седьмого пота и ни разу не позволил себе ни одного «проходного спектакля»
С 19341941 годы – ведущий солист киевского оперного театра, где получил звание Заслуженного артиста УССР. Пел в ряде замечательных спектаклей, таких как «Тоска», «Кармен», «Пиковая Дама», «Аида» и др., но этапным стал для него «Отелло». Его исполнение главной партии заслужило высшую оценку известных искусствоведов А. Гозенпуда и И. Бэлзы. По словам Дины: «Он буквально заболевает этой ролью. Отелло становится не только его самой страстной любовью, но и судьбой. Отныне он всегда будет стремиться в те оперные театры, где шел или планировался к постановке этот спектакль».
Война разрушила многие планы. Не состоялся переход в московский театр имени К. Станиславского. Большая семья Азрикана понесла трагические потери: почти все родные были расстреляны нацистами. Погибли многие друзья и коллеги. Был разрушен дорогой его сердцу Киев. Артист тяжело переживал все это, но надо было жить, петь... Сын Дмитрий вспоминает военное время как кошмарный сон: постоянные переезды, вокзалы, пересадки, эшелоны, ночевки на асфальте вокзальных площадей, холод, голод... Казалось, войне не будет конца. Промелькнули города: Куйбышев, Ашхабад, Ташкент, Новосибирск, Иркутск, Кемерово, Баку, Свердловск, АлмаАта… Азрикан активно участвовал в работе фронтовых бригад, дал свыше 300 концертов. Пел в госпиталях, на кораблях арии, романсы, итальянские и русские песни. Особенно любили бойцы в его исполнении песню Н. Богословского «Темная ночь», которую приходилось бисировать по многу раз.
Значительной вехой в его творческой жизни стало вокальное озвучивание к/ф «Воздушный извозчик» (АлмаАта, 1943). Он «подарил» свой голос артисту Григорию Шпигелю, который в фильме играл роль капризного тенора солиста ГАБТа. Азрикан блестяще исполнил за кадром русскую песню «Ноченька» и арию Канио из оперы Р. Леонкавалло «Паяцы». Исполнители главных ролей Л. Целиковская и М. Жаров были в восторге, а Шпигель в течение всей жизни благодарил Азрикана за «аренду» его замечательного голоса, поздравлял с успехами, праздниками и проводил его в последний путь 19 июля 1976 года.
Судьба бросала Азрикана из театра в театр. Он исколесил всю Россию. Причины разные, но главная независимый ранимый характер, неумение угождать. В 1944 году он прибыл в свердловский театр, который стал главным в его жизни, театром его славы и любви. Это был поворот в его творческой судьбе. Здесь 21 апреля 1945 года состоялась судьбоносная премьера «Отелло». Спектакль имел огромный успех и был удостоен Сталинской премии (1946). В центре внимания исполнитель главной партии А. Азрикан. Приехали столичные критики, музыковеды, появились рецензии в центральных и местных газетах. Блестящий отзыв дал И. Бэлза. Глубокий анализ исполнения А. Азриканом роли Отелло опубликовал М. Мин в газете «Уральский рабочий» (1946, 3 июля). Вот фрагменты этой статьи:«У каждого художника есть творение, в котором его талант проявляется особенно ярко,... в котором он поднимается до подлинного искусства. Таким созданием у Арнольда Азрикана является образ Отелло в опере Верди... Азрикан рисует своего героя в сдержанной гамме красок, без сатанинского рычания и сентиментальной слащавости,... без красивой аффектации, к чему так охотно прибегают скороспелые трагики. Отелло у Азрикана человечен от начала и до конца, добр, доверчив, простодушен. Лишь под влиянием интриг вероломного Яго в нём загорается пламень безрассудной ревности, он становится страшен в слепой ярости... В опере Верди, как ни в какой другой, раскрылось замечательное вокальное и актёрское дарование Азрикана...
В некоторых эпизодах голос певца, отличающийся особым приятным тембром и звучностью, достигает большой драматической силы. «Петь Отелло, говорит А.Г. Азрикан, доставляет мне невыразимую радость. На этот спектакль я иду как на праздник».
Зрители так любили Азрикана, что в голодное послевоенное время обменивали продовольственные пайки на билеты в театр, где пел любимый артист. Его окружали толпы поклонниц. И Азрикан отвечал на любовь зрителей интенсивной работой: за 10 дней пел по 6 труднейших спектаклей, таких как «Кармен», «Пиковая Дама», «Отелло», «Аида», и всегда с колоссальной отдачей. Иначе он просто не мог. Как же страстно надо было любить театр, зрителя, чтобы выдерживать такую нагрузку! В этом театре он проработал восемь лет. Свердловчане не хотели отпускать его, когда контракт закончился, писали на асфальте под его окнами огромными буквами: «Азрикан, не уезжай!» Его любили не только зрители, но и коллеги. Он был безгранично щедр, всегда помогал попавшим в беду артистам, рабочим сцены, оркестрантам.
После Свердловска — снова в путь: ставил «Отелло» как режиссер в Куйбышеве, Саратове, Баку, Кишиневе. И везде сам исполнял главную партию. По словам Дины, его жизнь делилась на две половины, одну из которых он проводил на сцене, другую — в самолетах и поездах. Семья обычно следовала за ним.
Так случилось, что последним театром в его жизни стал кишиневский. В 1964г. он поставил здесь спектакль «Отелло», посвященный 400летию Шекспира. И, как всегда, он сам должен был петь Отелло. Но случилось неожиданное: в день премьеры Азрикан узнал, что он отстранен от исполнения заглавной партии, хотя генеральная репетиция прошла на редкость удачно. Это был страшный удар. Он ушел со спектакля после первого акта и покинул сцену. Но не навсегда. Последующие четыре года он плодотворно работал со студентами кишиневской консерватории, ставил оперные спектакли, в которых сам пел с неизменным успехом.
В 1968 году он вернулся в театр, чтобы спеть Отелло в последний раз. Дина, прилетевшая на спектакль, стала свидетельницей чуда: папа был снова молод, легок, горяч. Она поняла, что всю свою жизнь в театре он прожил в образе Отелло и покинул эту сцену как воинпобедитель во всем блеске своего таланта. Занавес закрылся, аплодисменты не смолкали. Арнольд Азрикан вышел на сцену. Как всегда, самый первый и низкий поклон галерке, потом партеру, потом ложам. И вдруг произошло неожиданное. Он резко опустился на колени и прижался губами к полу сцены, потом так же быстро поднялся, сжал двумя руками тяжелый бархатный занавес и опустил в него свое лицо... Зрители плакали. Так он простился со сценой навсегда, но продолжал педагогическую деятельность. Через восемь лет его не стало.
Его партнерами и друзьями были люди, имена которых навечно вписаны в анналы отечественной оперной сцены и музыкального искусства. Назовем хотя бы некоторых из них: Ирина Архипова, Вера Давыдова, Мария Максакова, Наталья Шпиллер, Александра Ропская, Ирина Масленникова, Павел Лисициан, Николай Печковский; дирижеры Натан Рахлин, Ниссон Шкаровский; пианистка Белла Давидович и ее муж скрипач Юлиан Ситковецкий; балерина Ольга Лепешинская, танцовщик Вахтанг Чабукиани и многие другие.
И Дина, и Дмитрий с болью и обидой пишут о том, что отец не получил должного признания, хотя, безусловно, это был мастер мирового класса. Но ни одна газета не дала некролога. Дина даже хотела назвать книгу «Забытый певец». Но, получив множество писем от его коллег, учеников, зрителей, поняла, что он не забыт. Сколько тепла, благодарности в этих письмах! Муслим Магомаев назвал его «великим, легендарным певцом».
Сын оригинально, с юмором оценил достижения отца в операх «Тоска» и «Отелло»:
«Пуччини и Верди, думаю, были бы довольны и выпили бы за его здоровье бутылку тосканского Мерло. А может так и происходит у них сейчас там». Больше всей ролей отца Дима любил его Германа в «Пиковой Даме».
В общем хоре друзей звучит голос Николая Чолака, дирижера, профессора Академии музыки, театра и изобразительного искусства Молдовы. Кишинев. «… Свой голос он сохранил до конца и навсегда остался для своих многочисленных слушателей непревзойденным Мастером вокала…..Бог даровал ему необыкновенной красоты голос, доброе, открытое сердце, горячих поклонников, благодарных учеников и любящих родных, сохранивших о нем память. Он был безмерно отзывчив. Везде, где бы он ни работал, он вызывал искреннее восхищение, глубокое уважение и огромную любовь людей. Я думаю, что он это чувствовал. Я помню его элегантность…. Весь его облик, излучающий доброту и душевную чистоту, напоминал Маленького Принца, который был «в ответе за тех, кого приручил». Как его любили студенты! Когда он проводил занятия, к нему в класс приходили не только вокалисты, но и студенты других факультетов…».
Время безжалостно уносит в лету имена людей и следы их деяний. Голос Азрикана сохранился только в кинофильме «Воздушный извозчик» (за кадром) и в записи на грампластинке двух украинских песен. Но с многочисленных фотографий смотрят на нас его герои: Радамес, Отелло, Герман, Хозе, Канио и многие другие. А ещё все эти образы хранит память счастливых свидетелей его триумфов. Хранит,… пока они живы.
Эта книга будет вечным памятником артисту, художнику, режиссёру, отцу.
Азрикан на куйбышевской сцене
Настало время перейти к куйбышевскому периоду творчества Арнольда Азрикана. Я пыталась найти какието материалы о нем в Культурной энциклопедии, в архивах, в периодической печати того времени (19491950 гг.). Увы, нашла две заметки в газетах, да рекламные афиши спектаклей с его участием. И все! Пришлось обратиться к собственным воспоминаниям, благо память не подвела. Помогли и записи в моем дневнике того далекого времени, а еще то обстоятельство, что я, можно сказать, жила в театре с 7 лет. Занимаясь в хореографической студии, почти ежедневно участвовала в балетных и оперных спектаклях, так что к 1314 годам имела солидный сценический и зрительский опыт. Безумно любила театр, каждый раз входила в него с замиранием сердца, как в храм. И пусть участвовала лишь в массовых сценах или исполняла крошечные мимические роли, была счастлива находиться на сцене, в эпицентре событий, в море роскошной музыки, рядом с великолепными артистами, вернее, их персонажами.
Книга об Азрикане вдохновила меня, и я перенеслась на волнах своей памяти в то далекое, трудное для страны время. Все силы брошены на восстановление того, что было разрушено в страшной войне, до оперы ли тут?! До оперы! За время эвакуации в 19411942 гг. Большой театр приучил куйбышевскую публику к эталонному исполнительскому уровню, и теперь она ждала от своего театра ярких талантливых работ. Спектакли с участием Азрикана отвечали этим требованиям. Сначала привлекали внимание его высокие звания, которые в те времена очень трудно было заслужить, – заслуженный артист УССР, лауреат Сталинской премии. Но вскоре, убедившись в том, что артист их оправдывал, зрители заполняли зал до отказа.
РАДАМЕС
Будто не было этих 60 лет, «я как теперь все вижу» (как поет Графиня в «Пиковой Даме»). Первые самые яркие мои воспоминания – об «Аиде». Великолепен был Радамес – Азрикан, да и другие исполнители хороши: Аида – заслуженная артистка РСФСР О. Егорова (солистка Свердловской оперы), Амнерис – Т.Н. Пахомова, Амонасро – Н.Г. Ястребов. Я была рабыней Амнерис. Не пропускала ни одного спектакля и потому запомнила все до мелочей. Прекрасным было оформление: огромные статуи Осириса и Исиды, роскошный храм Вулкана, уходящие к горизонту ряды пирамид, мерцающие в лунном сиянье воды Нила, соответствующие месту и времени действия костюмы и грим – все это вместе с божественной музыкой Дж. Верди погружало в таинственную атмосферу далекого волшебного мира древнего Египта.
Уже в самом начале оперы Радамес привлекал внимание мужественной красотой, величавой статью, колоссальной энергетикой. Пожалуй, главное в портрете воинагероя – глаза, огромные, прекрасные, страстный взгляд которых, обращенный к Аиде, пробуждал ревность Амнерис. Вот Радамес в радостном предвкушении назначения его главнокомандующим: «О, если б я был избран, и мой вещий сон сбылся бы!…» И словно в подтверждение реальности осуществления этой мечты, в оркестре ликующие фанфары духовых. Голос звучит все мощнее, решительнее: «И вот – победа, рукоплещет Мемфис в восторге!» А дальше – упоительный Романс, обращение к возлюбленной: «Милая Аида, солнца сиянье, нильской долины лотос живой. Ты – радость сердца, ты – упованье, моя царица, ты – жизнь моя». Сколько тепла, трепетного волнения в этой роскошной кантилене! И сколько любви!
Дж. Верди преподнес исполнителям партии Радамеса рискованный подарок – этот сложнейший романс в самом начале оперы, когда еще голос не распет, и нужно преодолевать высокую тесситуру с верхним сибемолем. Как правило, тенора испытывают определенные трудности в этом фрагменте, а для Азрикана их просто не существовало. Его голос – настоящий героический тенор красивого тембра, необъятный по силе и диапазону, то сверкал металлическим блеском, то погружался в бархатные баритональные глубины, заполняя зрительный зал до краев. Даже при пении на пиано каждое слово доносилось до последнего ряда галерки, где иногда мне удавалось быть зрителем. Он всегда был в прекрасной форме. Конечно, хорошо позаботилась о нем матьприрода, щедро одарившая талантом, но теперьто я знаю, что немалую роль сыграла в этом вокальная школа, а ещё упорный постоянный труд.
Азрикан радовал своей музыкальностью. Он почти не смотрел на дирижера, это редкое качество. Чаще всего оперные певцы не сводят глаз с дирижерской палочки.
Хорош был Радамес в сцене посвящения в храме Вулкана. Принимая священный меч от верховного жреца, он обращал свои мольбы к Богам, чтобы те ниспослали победу над врагом. И вновь прекрасная кантиленная мелодия в одухотворенной подаче Азрикана. Впечатляющее торжественное зрелище представляла сцена победного возвращения. Радамес в роскошных доспехах, в блеске золота и славы, въезжал на колеснице на сцену под ликующее мощное звучание двух оркестров (на сцене играл еще и духовой оркестр) и хора. В этой сцене у Радамеса нет арии, только речитативы, небольшие реплики и пение в ансамбле. И вновь артист удивлял способностью пробиться через мощное звучание трех хоров (жрецы, рабы, народ), пяти солистов (Аида, Амнерис, Амонасро, Фараон, Рамфис), оркестра и донести каждое слово своей реплики: «Та печаль, что лицо отражает, украшает её ещё больше; эти слезы из глаз драгоценных взволновали в душе всю любовь».
И вот, наконец, свидание с Аидой на берегу Нила. До этого их общение происходило как бы «за кадром», и потому зрители с нетерпением ждали этой сцены. Ей предшествовала очень драматичная встреча Аиды с отцом, в которой она вынуждена была вступить в сговор против Радамеса. На крыльях любви влетал Радамес с радостными возгласами: «Опять с тобой, дорогая Аида… к тебе стремился я всею душою!» Он поражен холодностью Аиды, услышав в ответ: «Тебя там в храме ждет любовь другой, супруг Амнерис!» Аида предлагает ему бежать из Египта. Она пускает в ход чары обаяния, обольщения, обещая любимому райское блаженство любви, восторги упоенья в её прекрасной стране. Радамес протестует, но Аида приводит свой главный аргумент: всесильная Амнерис уничтожит соперницу и её отца. Этого хочет Радамес? Нет, он не может допустить этого и сдается. Эта сцена очень сложна и вокально, и психологически. Артист убедительно передавал смену настроений своего героя: радость встречи, удивление холодным приемом Аиды, протест против предложения стать дезертиром, борьбу чувства долга и любви, муки сомнений, наконец, трудное решение бежать вместе с Аидой, а затем отчаяние от сознания страшной вины предательства и безысходности. Все эти перемены нашли отражение в голосе – в разнообразии эмоциональных оттенков, интонаций, в смене тембральных красок. Буквально потрясала его реакция на признание отца Аиды, что он – царь Эфиопии: «Ты – Амонасро, ты – сам царь? Нет, это ложь, это ложь, не может быть… О, что же я сделал, безумец!» Сколько ужаса и отчаяния в этих репликах! Выходящие из храма Амнерис и Рамфис застают беглецов врасплох. Радамес сдаётся жрецу: «Жрец великий, я пленник твой».
Сцена суда – главная в партии Амнерис. Татьяна Николаевна Пахомова блистательно проводила её. Все увещевания, мольбы Амнерис напрасны, Радамес готов принять смерть.
Финальная сцена демонстрировала вокальное совершенство артиста и его партнерши Ольги Егоровой. Божественной красоты мелодия прощания с жизнью вызывала слёзы зрителей: «прости, земля, прости, приют всех страданий». Ангельское звучание голосов сливалось в дивном ансамбле. Особенно трепетно возносились к небу на пианиссимо последние слова: «И наши души, страсти полны, летят туда, где вечный день царит».
Это был прекрасный спектакль. Любители театра посещали его по нескольку раз. Все исполнители были хороши, но мне особенно нравилась Т.Н. Пахомова. Она была так убедительна в передаче любви, ревности, страданий своей героини, что вызывала сочувствие. Мне так хотелось, чтобы Радамес принял её любовь и ответил взаимностью! Хорошо звучали хор, оркестр. Дирижер Г.И. Рисман, который знал оперу наизусть и требовал убирать пульт перед началом спектакля. Режиссер – Э.И. Каплан (Малый оперный театр. Ленинград). Художник – С.Б. Вирселадзе засл. деят. искусств Грузии, главный художник ленинградского театра им. С.М. Кирова. Хормейстер – засл. арт. БССР А.А.. Бельский. Балетмейстер – Н.В. Данилова. Блистательная команда! Спектакль шел довольно часто, иногда – через день, и всегда при полном зале.
КАНИО
Мне довелось увидеть и услышать Азрикана в партии Канио всего один раз, но он запомнился ярким страстным звучанием голоса и неистовым накалом игры. В этой роли он давал волю буйному темпераменту. На наших глазах происходила метаморфоза: веселый, жизнерадостный бродячий артист, приглашающий всех на представление, превращался в злобного мстителя, убийцу. Раскручивалась как будто обычная житейская история, какие нередко встречаются в жизни: ревнивый муж мстит изменницежене и её любовнику. Не обошлось и без доносчика, который сам имел виды на свою жертву, но получил отказ и отомстил. Все так банально. Но Азрикан проник в такие психологические глубины образа Канио, открыл нам такие страдания своего персонажа, что вместо осуждения, вызвал искреннее сочувствие. В арии «Смейся, паяц!» буквально выворачивал душу наизнанку: «Но под гримасой смешной муки ада…» Каждое слово наполнено трагическим смыслом: «Смейся, паяц, над разбитой любовью, смейся и плачь ты над горем своим!» Всё так правдиво, без театральных эффектов и рыданий и потому особенно пронзительно.
Буквально потрясала сцена объяснения с Неддой. Драматизм усугублялся благодаря раздвоению действия, ведь это театр в театре: НеддаКоломбина пытается продолжать представление комедии, не выходя из образа, а Канио – уже не паяц. Он знает правду и сбрасывает маску лицедея: «Нет, я не паяц, видишь: лицо моё бледнее смерти от жажды страшной мести… Я так опозорен и смыть позор желаю лишь кровью, твоею кровью. Тебе проклятье!» Невозможно было без содрогания слушать этот монолог. И далее идет рассказ о том, как он подобрал полумёртвую голодную малютку, дал ей имя, лелеял, любил. «Надежду я питал, ослепленный безумец, не на любовь, на благодарность», – скорбно произносил КаниоАзрикан со слезами и болью в голосе. Это была исповедь несчастного, обманутого, но сильного человека. Зрители сценического театра ещё не понимали, что происходит, и удивлялись тому, как это представление напоминало реальную жизнь. Нарастающий гнев Канио наводил ужас и вызывал недоумение. И вот новая бурная вспышка гнева и возглас: «Презираю тебя, меня ты не достойна, тебя готов как червяка я раздавить…» Канио становился страшен, и роковой финал уже был неотвратим. Как нужно было распалить себя, чтобы так убедительно поразить ножом и Недду, и Сильвио? В этот момент в зале ктото испуганно вскрикнул. И всетаки зрители, жалея Недду и Сильвио, сопереживали Канио. Азрикан играл не ревность, а трагедию обманутой любви, крушение надежд и веры в добро, точнее даже не играл, а проживал. В этой роли Азрикан предстал как истинный трагик.
ОТЕЛЛО
Партия Отелло считается труднейшей в теноровом репертуаре, «кровавой». Она трудна вокально, актерски, требует мобилизации всех сил и возможностей исполнителя. Некоторые тенора так и не отваживаются спеть ее до конца жизни. Были в истории театра и случаи потери голоса после исполнения этой коварной партии.
Азрикан пришел к роли Отелло будучи зрелым мастером. В куйбышевской постановке он предстал в двух ипостасях: режиссёра и Отелло. Выступив в премьерных спектаклях (19 и 21 марта 1950г.), передал эстафету достойному преемнику А. Дольскому. Куйбышевские зрители проявили к премьере огромный интерес, хороший билет можно было купить только по брони обкома партии. Успех превзошел все ожидания. Спектакли шли с аншлагами.
Вот как оценили постановку наши ведущие музыковеды А. Фере, С. Николаев. Предлагаем фрагменты их рецензии, опубликованной 4 апреля 1950г. в газете «Волжская Коммуна»:
«Со дня первой постановки оперы «Отелло», написанной знаменитым итальянским композитором Джузеппе Верди, прошел уже немалый срок — более 60 лет. Однако эта опера по сей день остается одним из популярных у нас образцов зарубежной оперной классики и занимает почетное место в репертуаре советских театров.
Постановка «Отелло» в Куйбышевском государственном театре оперы и балета осуществлена лауреатом Сталинской премии, заслуженным артистом УССР А. Азриканом, дирижирует Г. Рисман, художественное оформление В. Людмилина, хормейстер — заслуженный, артист БССР А. Бельский.
Создатели и основные исполнители спектакля сумели придать ему верную направленность и яркую художественную форму.
Дирижеру Г. Рисману удалось достичь главной из стоявших перед ним целей: в исполнении оркестра господствуют именно те качества, которые необходимы для хорошего звучания музыки Верди — выразительность интонаций и гибкость нюансировки.
В спектакле уделено большое внимание всем его компонентам: с любовью выполнены оформление н костюмы, видна тщательная работа над гримом. Мизансцены живописны, убедительны и способствуют правильному раскрытию образов герове.
Партию Отелло исполняют лауреат Сталинской премии, заслуженный артист УССР А. Азрикан и А. Дольский. Это одна из труднейших партий в оперном репертуаре. От ее исполнителя, помимо свободного владения вокальными данными, требуется уменье раскрыть психологическое богатство образа, все оттенки душевной борьбы Отелло. Надо показать доверчивость Отелло, его гуманизм, благородство, его огромную сопротивляемость злу и, наконец, мучительную трагедию глубоко любящего и глубоко страдающего человека, когда его вера и его любовь к Дездемоне поколеблены. Артист А. Азрикан сумел разрешить эту труднейшую задачу. Его Отелло — живой человек. Он необычайно убедителен вокально и сценически.
Тепло и задушевно раскрывает один из пленительнейших женских образов Шекспира и Верди—образ Дездемоны артистка А. Дрибинская. Особенно удалась ей сцена последнего акта, где как бы концентрируется все лирическое обаяние Дездемоны, нежной, чистой и спокойной в ее любви к Отелло….
Н. Ястребов справляется с трудной в вокальном и сценическом отношении партией Яго. Однако он несколько упрощает психологически сложный образ Яго….
Правдиво и непосредственно трактует образ Кассио артист А. Швецов. Из общего ансамбля не выпадают и второстепенные персонажи: Родериго — артист М. Гаврилов, Лодовико — артист И. Зотов, Эмилия — артистка К. Кедрова, Монтано — артист И. Ильин.
В целом постановка «Отелло» — творческий успех театра….».
Я старалась не пропускать ни одного спектакля и, конечно, слушала оба премьерных. И АзриканОтелло, и его постановка произвели на меня огромное впечатление. Особенно запомнился второй акт, очень сильные в психологическом и драматическом отношении сцены Прощания и Клятвы.
Азрикан поднимался в этих сценах до трагических высот, приводя своего Отелло трудным путём терзаний и мук к окончательному решению наказать порок, ведь Яго смог убедить его в преступности Дездемоны. В страстном монологе « С Вами прощаюсь навек, воспоминанья…» отразилась вся жизнь Отелло полководца, не знавшего поражений: «Прощай, знамя побед и ликованье, щит мой и меч стальной, и мой конь боевой! Прощай, эскадра… звук труб на поле брани, прощай, в громкой славе Отелло! Настал всему конец!» В этих страстных восклицаниях – и боль прощания с боевым прошлым, и сила, гордость, величие вождя. Азрикан был великолепен в этой сцене.
Еще яростнее пылал накал страстей в клятве мщения, которая звучала торжественнотрагически. Артист посылал в зал лавину звука: «Я клянусь небом ясным, я клянусь его грозой, смертью страшной и пучиною грозной морской…». Он скандировал слова, утрируя согласные, словно хлестал ими своих обидчиков: «Жаждой мщения сгорая, сам я кару им несу». Ему вторил сатана в облике Яго. Становилось страшно от дьявольской концентрации злой энергии.
В третьем действия сцена публичного оскорбления Дездемоны требовала огромного эмоционального напряжения. Опустошенный, раздавленный, обессиливший Отелло начинал свой монолог прерывающимся шепотом: « О, Боже, ты мог дать мне все напасти и все страданья…», словно задыхаясь от отчаянья и боли. В монологе – квинтэссенция драмы, причина превращения благородного любящего супруга в злобного мстителя: «О, горе мне, идеалы разбиты, те, что лелеял в сердце унылом. Вера в блаженство навеки разбита, всё пролетело, что было мило…» Эти слова Азрикан пел кровью сердца и убеждал нас в неизбежности трагического финала. И совсем иные краски голоса, интонации, полные нежности и любви в предсмертном обращении к Дездемоне: «..поверь, что в час мой смертный тобою, одной тобою живу я и дышу…» Эти слова уже звучали музыкой другого мира.
Режиссер Азрикан помог певцу Азрикану, впрочем, и всем исполнителям. Мизансцены на редкость удобны для пения. Труднейший монолог Яго, так называемое кредо, несмотря на насыщенную оркестровую фактуру, звучал ярко благодаря выгодной позиции артиста. Изумительная лирическая сцена дуэта Отелы и Дездемоны в первом действия выиграла за счет эффектного расположения героев на роскошной лестнице. В финале этой сцены их обращение к звезде любви Венере, направлено в зал, будто звезда взошла над зрителями. Конечно, дело не только в вокальноакустических удобствах. Главная заслуга режиссера – хорошо выстроенная в романтическом ключе драматургия спектакля, который волновал, захватывал зрителей, делая их соучастниками.
Декорации красочны, лаконичны, выразительны, музыкальны. Полная света картина прекрасного сада во втором действии как нельзя лучше оттеняла нежность, доброту, красоту Дездемоны. Тяжелые красные портьеры в третьем действии были хорошим фоном кровавой клятвы мщения.
Азрикан подарил зрителям праздник музыки Верди, истинного искусства. Да и для него этот спектакль всегда был праздником и доставлял ему «невыразимую радость».
Неумолимое время всё дальше уносит нас от того прекрасного спектакля, но в памяти живёт светлый образ темнокожего мавра, искупившего своё преступление непереносимыми страданиями.
В нашем театре Азрикан пел еще и партию Пинкертона в опере Дж. Пуччини «ЧиоЧио Сан», но я не видела этого спектакля.
Прав был С. Есенин: «Большое видится на расстояньи». Хочется сквозь призму жизненного и профессионального опыта подвести итоги краткого, но такого яркого куйбышевского периода творчества А. Азрикана и ответить на главный вопрос: что обусловило необычайную силу воздействия его искусства. Трудно выстроить иерархию этих качеств, но хотя бы перечислим их. Конечно, в первую очередь – это красивый, мощный, но гибкий голос, с богатой палитрой тембровых красок, настоящий драматический тенор. Это пение, всегда наполненное внутренним чувством. Сочетание вокального дара с актёрским. Способность к полному перевоплощению в образ, и в связи с этим – естественность сценического поведения. Сочетание природного таланта и мастерства. Огненный темперамент, способность заражать, увлекать в свой эмоциональный поток. Обаяние. Увлечённость самим процессом пения. Великий дар звучанием голоса, всем комплексом выразительных средств воплотить энергию духа. Фундаментом всем этим качествам служит яркая многогранная личность. В жизни это был настоящий интеллигент, с аристократичными манерами, и в то же время добрый, обаятельный человек.
В заключение хочу от всей души поблагодарить Дину и Дмитрия Азрикан за прекрасную книгу, так живо представившую портрет Арнольда Григорьевича во всех ипостасях его творчества и бытия, воскресившую в памяти чудные мгновения моей театральной юности. Спасибо театру, который так много дал мне в моём духовном становлении, эстетическом и музыкальном развитии.
Моя благодарность и низкий поклон таким «проводникам» в мир музыки, как
А. Азрикан, А. Дольский, Т. Пахомова. Вечная им память!
Эрна Сэт
к. пед. н.
- 1
- По стр.