8 мая 1940 года, начинается биография Куйбышевской филармонии. Программа первого симфонического концерта посвящена Чайковскому. А через год - война. Трудно сказать, как сложилась бы судьба Куйбышевской филармонии, если бы её первым директором не был Александр Кузьмич Щепалин.
Выбор на него пал неслучайно. Музыкальная жизнь города в 30-е годы, так или иначе, была связана с кипучей деятельностью этого человека- скрипача, педагога, директора музыкального училища, участника очень хорошего струнного квартета, влюбленного в музыку и людей, одаренного блестящим организаторским талантом.
В первые же дни после его назначения в местной газете появилась программная статья Щепалина о планах филармонии на ближайший сезон. И стало ясно, что начался совершенно новый этап в музыкальной жизни города. Филармония обещала цикл скрябинских концертов, декаду советской музыки, гастроли Александра Софроницкого, Марка Рейзена, Давида Ойстраха...
В ведение филармонии был передан небольшой симфонический оркестр кинотеатра "Молот". В его составе - 28-30 человек.
При поступлении на работу все должны были пройти строгий профессиональный отбор. Но нередко руководству приходилось идти на компромиссы. Ведь артистов и музыкантов, получивших высшее специальное образование, можно было пересчитать по пальцам.
Прошел всего один лишь год. И вот вместо приказов о зачислении новых работников, один за другим идут приказы с фамилиями артистов, музыкантов, административных работников, уходящих на фронт.
"Перестройка работы филармонии полностью подчинена делу обороны и задачам Отечественной войны" (из отчета за 1941 год).
В филармонии был создан так называемый колхозный сектор для обслуживания села. Тяжесть сельских поездок приняли на себя, в основном, артисты эстрады. Артисты в селе - посланцы города. От них ждут последних новостей, сведений с фронта, слов надежды, веры в победу. И они помогали, чем могли - писали лозунги, выпускали стенгазеты, собирали теплые вещи для фронта... Все было в их жизни - бездорожье, ледяные клубы, они замерзали в пургу, их сваливал сыпняк. Но они всегда были уверены, что их не оставят без помощи, что Щепалин сделает для них все, что в его силах.
В 1942 году была создана первая фронтовая бригада из артистов театров и филармонии. В 1943 году уже пять бригад обслуживали фронт. В дни жестоких сражений на Донском и Сталинградском фронтах бригада, которую возглавлял Ян Ядов, за четыре месяца дала 208 концертов. Все были награждены медалью "За оборону Сталинграда".
По всем фронтовым дорогам пронесла исполнительница русских народных песен, любимица куйбышевской публики, Вера Севериновна Зенкевич, свою любимую песню "Ах, Самара-городок".
Вере Севериновне и её молодой коллеге, певице Наталье Снегирёвой, выпало счастье дойти с армией до Берлина и оставить на стенах рейхстага свои росписи. Сколько пережитого, сколько горя, радости за строчками вот этого документа: "Приказ начальника политуправления войск Западного фронта ПВО 14 июня 1945 года, город Вильно. Фронтовая концертная бригада иркутско- куйбышевской филармонии обслужила концертами части войск Западного фронта ПВО Красной армии с 12 февраля по 14 июня 1945 года. Во фронтовых условиях концертная бригада давала по 4-5 концертов в день, а всего 252 концерта. За хорошее художественное обслуживание частей фронта объявлена благодарность Зенкевич B.C., Снегиревой Н.Н."
В годы войны Куйбышев становится музыкальной столицей страны. Здесь - Большой театр, выдающиеся артисты всех жанров. Кому нужен был едва делавший первые шаги еще далеко неукомплектованный оркестр филармонии, если регулярно дает симфонические концерты оркестр Большого театра под руководством прославленных дирижеров? Какие доводы приводил Александр Кузьмич Щепалин, чтоб доказать руководящим органам то, в чем сам был глубоко убежден: оркестр надо сохранить во что бы то ни стало. И он был сохранен. Щепалин умел смотреть далеко вперед. Жизнь очень скоро подтвердила его дальновидность.
Оркестр филармонии в эти годы играл в двух залах кинотеатра "Молот". Здесь рядом с маститыми музыкантами набирались оркестрового опыта, профессионального мастерства начинающие оркестранты, в основном, студенты музыкального училища. А репертуар был вполне серьезный. Публика приходила на концерты за полчаса до начала сеанса специально на концерт. И слушатель воспитывался на классике.
Город отлично знает, что такое высокий уровень исполнения. Ведь только что уехал в Москву Большой театр, покинули город находившиеся в эвакуации солисты, художественные коллективы.
Всё это ставит музыкантов в очень сложное положение. И все-таки, объединив вместе два оркестра- филармонии и театра оперы , балета и музкомедии, в декабре 1943 года филармония открывает свой симфонический сезон. В программе - Чайковский: Увертюра-фантазия "Ромео и Джульетта", "Вариации на тему рококо", фрагменты из опер "Пиковая дама" и "Черевички", "Итальянское каприччио". Дирижер - Антон Эйхенвальд.
Эйхенвальду было тогда около 70 лет. Мягкий, деликатный, с каким-то трогательным недоумением реагирующий на музыкантский юмор, не всегда отличавшийся хорошим вкусом, он казался нам воплощением образа русского интеллигента конца 19-го века. Это впечатление многократно усилилось, и вокруг маэстро создалась особая аура, когда мы узнали, что в Москве, в годы его юности, к родителям дирижера когда-то запросто приходил "на кулебяку" Петр Ильич, что мать нашего маэстро была первой исполнительницей больших первых эпизодов для арфы в балетах Чайковского, а сестре Эйхенвальда, солистке Большого театра, композитор хотел поручить первое исполнение партии Иоланты в одноименной опере. Сезон открылся, но полное укомплектование продолжалось еще несколько лет.
Имена Самарских дирижеров Соломона Симховича Фельдмана и Юрия Викторовича Олесова были известны музыкантам и любителям музыки всей, в прошлом огромной, страны. И оба имели честь стоять за дирижерским пультом, когда гастролировал в Самаре пианист, Народный артист СССР, Лауреат Ленинской и Государственных премий, Эмиль Григорьевич Гилельс.
МУЗЫКАЛЬНО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЛЕКТОРИЙ
1 мая 1945 года за неделю до дня великой Победы, в Куйбышевской филармонии создан новый творческий коллектив - музыкальный литературный лекторий - ровесник Победы.
Эти несравнимые по своему значению события имеют, тем не менее, органическую связь.
После отъезда из Куйбышева Большого театра, с возвращением из эвакуации заводов, различных учреждений изменился и состав слушателей. А полноценная музыкальная жизнь может быть только там, где исполнитель и слушатель находятся в гармоническом единстве. И филармония, несмотря на свой юный возраст (ей было 5 лет), с полной ответственностью отнеслась к проблеме воспитания слушателя.
Словосочетания "концерт-лекция", "концерт-беседа" существовали давно. В Куйбышеве в годы войны выступали с публичными лекциями- концертами педагоги музыкального училища, московские музыковеды и артисты. Многими годами раньше неоднократно приезжал в наш город профессор Анатолий Дроздов с лекциями, посвященными Листу, Бетховену, Шуберту, Скрябину, Прокофьеву и собственным сочинениям. Все это - эпизодические события. А теперь впервые стала задача планомерного систематического воспитания самого широкого слушателя, и творческая жизнь нового небольшого коллектива полностью подчинилась этой задаче.
А начиналось все так.
Первым художественным руководителем был Александр Алексеевич Рославлев, человек с огромным жизненным и творческим опытом - драматический актер, режиссер, директор музыкальных театров, хорист...
Несколько слов из его воспоминаний: "Единственным транспортом был трамвай. Бывало, дойдет трамвай до Клинической больницы, и не знаешь, что делать дальше... А времени уже 12 часов ночи и стоят артисты вместе с худруком и ждут..."
Художественный руководитель делал всё - заключал договора на концерты, проводил их, был на концертах ведущим. Концерты проходили на Безымянке, в Чапаевске, в Сызрани, в Кинеле... Филиалы были, а транспорта не было.
Не хватало комнат для репетиций, в помещениях холод...
Долгое время в штате не было лекторов. Приходилось приглашать педагогов из педагогического института, из музыкального училища. Их лекции подчас были украшением программы. Но единого целого не получалось. Надо было искать такую форму концерта, которая могла бы быть относительно независимой от лектора. Так появились монтажи литературных произведений длительностью до двух часов: "Мертвые души" Гоголя, "Записки агронома" Троепольского (Юрий Федосеев), "Попрыгунья" Чехова, "Спутники" Пановой (Михаил Бажанов), "Молодая гвардия" Фадеева (Нина Григорьева) и другие. Делали монтажи по "Снегурочке" Островского - Римского-Корсакова, "Алеко" Пушкина-Рахманинова, "Демон" Лермонтова-Рубинштейна. Очень много работали над детскими программами.
Особый интерес представляла работа лектория в Областной библиотеке. Два дня в неделю, строго по графику проходили здесь творческие встречи, которые были для артистов отдушиной, настоящим праздником. Здесь показывали искушенному зрителю всё лучшее. С программой из 2-х отделений, посвященной П.И.Чайковскому, выступала замечательная певица Татьяна Николаевна Пахомова, удостоенная звания лауреата двух областных конкурсов, проводившихся в Куйбышеве в годы войны (на лучшее исполнение советских произведений и к 100-летию со дня рождения Н. А. Римского-Корсакова). С программой из произведений Флобера, Бальзака, Золя - артистка Л.А.Рудская. Участвовали в концертах ведущие музыканты города - Ю.А. Судаков, М.Н. Рейх, А.Д. Франк.
Необходимо было формировать свой постоянный творческий коллектив для повседневной работы. Постепенно пришло и понимание специфики профессии лекторийного артиста. Бесконечное разнообразие слушательских аудиторий и постоянная смена сценических площадок требуют от артиста умения найти контакт именно с ним, с этим конкретным слушателем, умения создать атмосферу взаимопонимания, доверительности. Такая способность не всем дана и с годами происходил естественный отбор. Здесь долго могли работать лишь те, кто сознавал свою особую - просветительскую миссию, кто способен был любить своего слушателя. Иногда до слушателя надо было ехать часами, отнюдь не по лучшим дорогам и не лучшими транспортными средствами. В летописи коллектива есть бесчисленные дорожные приключения, иные из которых заканчивались трагически.
Объединение в одном коллективе вокалистов, музыкантов-инструменталистов, мастеров художественного слова открыло богатство новых оригинальных возможностей, которые использовались режиссерами-постановщиками программ.
Сегодня, наконец, осуществилась мечта артистов. Они получили концертную площадку в здании филармонии - камерный зал на сто мест.
И очень успешно его обживают. У коллектива как будто открылось второе дыхание - так много нового и интересного появилось за последнее время. Это очень важно - возможность показать свои работы зрителю, купившему абонемент, зрителю, который сознательно из всего, что так щедро предлагает ему городская концертно-театральная жизнь, выбрал возможность услышать умное слово, интонации живой человеческой речи, живой певческий голос, музыкальные инструменты, - будь это встреча, посвященная истории родного города, или детский утренник с экскурсией по зданию филармонии (не правда ли, замечательная находка?), или встреча с ветеранами - врачами, учителями в музыкальной гостиной, или вечер памяти Лихачева...
Растет авторитет коллектива, мастерство артистов. Ирина Колмагорова стала лауреатом Всероссийского конкурса чтецов, посвященного творчеству Пастернака. Артисты филармонии - Галина Канунникова, Раиса Гладкова, Аркадий Левит удостоены почетных званий "Заслуженный артист России".
Едва ли не все артисты лектория сегодня заслуживают самостоятельных развернутых творческих портретов. Будем надеяться, что такие портреты не заставят себя ждать. А сегодня я упомяну лишь некоторых из тех, кто уже покинул концертную сцену.
Много лет прекрасно пела меццо-сопрано Нонна Колесникова. За участие во Всероссийском конкурсе вокалистов она была награждена грамотой Министерства культуры РСФСР. Имя пианистки, Заслуженной артистки РСФСР Марии Волченок, десятками лет не сходило с афиш симфонических, камерных, лекторийных концертов. Талантливая Изабелла Одельская - и концертмейстер, и лектор, и постановщица своих программ. Ветераны филармонии Раиса Ермолаева и Борис Гальпер, обладатели самых хрупких и нежных голосов - лирико- колоратурное сопрано и тенор. В их творческой биографии - ответственные выступления с симфоническим оркестром, сольные программы, гастроли с эстрадными коллективами... У Ермолаевой до поступления в Московскую государственную консерваторию - работа на военном заводе в Чапаевске. А у Гальпера - война, ранения, орден Славы. Действительность, порой, опровергает все каноны, все строжайшие правила о том, каким должен быть режим для сохранения нежного голоса. Ибо они, разменяв восьмой десяток, готовы и сегодня петь для людей. И поют. И, мне кажется, в этом проявляется особый "лекторийный" характер - стойкость, жизнелюбие, душевная щедрость.
Заслуги коллектива были высоко оценены. Он был удостоен звания лауреата премии Ленинского Комсомола.
Музыкально-литературному лекторию Куйбышевской филармонии- 55 лет.
Главным для него был и остается слушатель - и, прежде всего, юный. Главная его аудитория - школьники. Лекторий с молодым задором бьется за ум и сердце юных, за то, чтобы сохранялась связь времен, чтобы приумножались традиции великой русской культуры, чтобы внятны и дороги им были слова стихотворения, написанного в октябре 1941 года в Ленинграде поэтом Верой Инбер после концерта, прерванного воздушной тревогой:
Советские танки и пушки-
Грядущей победы залог.
Чтоб жили Чайковский и Пушкин,
И Глинка, и Гоголь, и Блок.
МОИ УЧИТЕЛЯ - МОИ КОЛЛЕГИ
Октябрь 1941 года. Первая запись в моей трудовой книжке. Я - артистка оркестра филармонии. Оркестр играет в двух залах кинотеатра "Молот". В оркестре не хватает еще многих инструментов, и дирижер поручает их голоса другим. Так, например, мне приходилось играть партию второго фагота.
Мы, студенты, сидим в оркестре рядом с замечательными музыкантами - и куйбышевскими и эвакуированными из Москвы, Ленинграда, Белоруссии...
Концертмейстер - Юлиан Абрамович Судаков. Целых пятнадцать лет он будет возглавлять оркестр. А его педагогическая работа продолжалась более полувека.
Как рассказать о нем? Как рассказать, если он - сама музыка, её чистейшее благороднейшее существо, если Натан Рахлин назвал его последним романтиком нашего века, если все, что он играл, было одухотворено мудростью и душевной чистотой. А играл он очень много. Как солист, с симфоническим оркестром, с дирижерами (куйбышевскими и гастролерами), играл в камерных концертах, больше десятка лет возглавлял очень хороший струнный квартет, выступал в концертах лектория, играл за деньги и бесплатно, в больших концертных залах и дома в кругу друзей. Популярность его в городе была просто исключительной.
Никогда не забуду один концерт. Это было в Сызрани в заводском клубе. Нас предупредили - аудитория трудная - бывшие уголовники (бывало и такое). Никому из артистов, выступавших до Судакова, не удалось "взять публику". В зале - ровный безразличный к происходящему на сцене гул. И вот должен выйти скрипач. Мне страшно за него, мудрого, беззащитного музыканта.
Сейчас надсмеются над ним, над его нескладной фигурой, очень некрасивым лицом, непропорционально длинными руками. Хоть бы сыграл что-нибудь эффектное, яркое, удивил бы их. Но нет. Он играет "Мелодию" Чайковского. И стало в зале тихо. Так удивительно тихо. Горячие аплодисменты. А после него - снова то же равнодушие, то же безразличие. Они, слушатели, точно отличили просто профессионалов от художника, для которого, как говорил Чайковский, "музыка-язык души".
Концертмейстером виолончелей был Милий Николаевич Тейх. Мой педагог. Потомственный ленинградец, он приехал в Куйбышев из-за болезни сердца. Но очень немногие здоровые люди могли сравниться с ним по интенсивности, многообразию его интересов и дел. Педагог, солист, концертмейстер, музыкальный критик, лектор-музыковед... И ещё, и еще...
Он был для меня воплощением понятия "ленинградская культура", культура в самом широком смысле слова. Ненавидел тупость, ограниченность, самодовольство. В отличие от Судакова был борцом. Бороться и добиваться того, что считал нужным, умел. В 30-е годы он настойчиво добивался создания в городе филармонии. Ему город в значительной мере обязан восстановлением музыкального училища, закрытого в годы войны. Читал в подлиннике немецких философов.
Я относилась к нему с благоговением. Он был не только учителем музыки, но и учителем жизни. А он подтрунивал над девчонкой, подавал на глазах у всего оркестра пальто, говоря при этом, что "мы теперь коллеги".
На конкурсе, лауреатом которого он стал, Милий Николаевич играл Сонату Шостаковича. Шостаковича очень любил и оказал огромное влияние на мое восприятие музыки великого композитора. Подчас то, что он говорил о композиторе, казалось мне крамолой. Это так не было похоже на то, что писалось в учебниках. Учил думать, размышлять, доискиваться истины.
ПроваторовПрошло много лет. И судьба сталкивает меня с дирижером Геннадием Проваторовым, который исполнил в Куйбышеве все симфонии Шостаковича. А я имела счастье общаться с ним, вникать в его творческий процесс. Он щедро делился мыслями со мной, стремясь к тому, чтобы мои комментарии на концерте не расходились с его трактовкой. Это была великолепная школа. Годы работы с Геннадием Проваторовым - одна из самых больших ценностей в моей жизни.
Филармония помогла мне разрешить внутренний конфликт, который мучил меня с детства. Я не могла примирить виолончель и тягу к журналистике. А жизнь требовала выбора.
Один эпизод. Я поступила в Московскую консерваторию в класс Галины Семеновны Козолуповой. А рядом, совсем близко, на Моховой - факультет журналистики МГУ. Прием уже окончен. Но я все-таки зашла с тайной надеждой. Увы, мне отказали. Увидев мое огорчение, секретарь, уже немолодая женщина, сказала мне:
- Девушка, что же вы огорчаетесь? Ведь в Университет все могут поступить, а вот в консерваторию...
И печаль моя исчезла. Но не навсегда.
Милий Николаевич как никто знал о моей внутренней борьбе. Это он рекомендовал директору филармонии, Георгию Николаевичу Гинсбургу, испытать меня, артистку оркестра, на новом поприще - в качестве лектора симфонических концертов. И это стало моим счастьем, трудным, порой мучительным, но все-таки счастьем. Внутренний конфликт был исчерпан.
Сегодняшним моим юным коллегам, вероятно, трудно представить, что публично произносить текст, не читая его по бумаге, тогда воспринималось, как неслыханная и наказуемая дерзость. Мой школьный учитель литературы, узнав о моей новой профессии, покачал головой и тихо сказал: "Лучше подальше от шумного света". Не послушалась. Ничего. Обошлось.
Потом меня уговорили перейти в лекторий. И я оставила оркестр.
Приехал в Куйбышев дирижер Стасевич. Оркестр готовился к гастролям в Сибири. Увидел меня в филармонии, спросил, почему я не на репетиции. Объяснила. Он закричал: "Болтать все умеют! Играть надо!" Я с радостью села в оркестр.
Смена оркестровых кадров для слушателя проходит незаметно. Но не для нас. Я не могу не вспомнить хотя бы некоторых из тех, кого уже в оркестре нет.
В послевоенные годы приходили в оркестр фронтовики. На фронте они мечтали снова взять в руки свой инструмент. Вернулся к виолончели после войны мой концертмейстер и мой большой друг Семен Катсон. Только он знал, чего ему стоило обрести форму, стать лучшим в группе, признанным авторитетом. Это с ним, мы, восемь человек из оркестра вместе с дирижером Гургеном Карапетяном, совершили в двух лодках плавание по маршруту "Жигулевская кругосветка". Едва не утонули в бурю. Но с ним я не боялась никаких ветров и волн, ибо он был надежен во всем - в музыке, в дружбе, на лодке.
Скрипач Лев Анисимов был десятки лет бессменным и поистине непревзойденным ведущим концертов. Кажется, так просто - выйти и объявить исполнителя. Но ведь и до сих пор нет ему замены. Удивительно красивый и звучный голос, культура речи, благородная манера, - все это задавало тон концерту, настраивало зал. Говорили, что после смерти знаменитого московского диктора Левитана, Льва Анисимова приглашали заменить его. Возможно.
Вот идет по улице грузноватый, добродушный, красивый, похожий на цыгана человек, и с ним здороваются едва ли не большинство встречных. Это - трубач Юрий Голубев, продолжатель славной династии трубачей. Ему были равно близки все сферы музыки - и симфоническая, и джазовая и духовая... Везде чувствовал себя естественно и органично. Жил активно, наполнено, не скупясь, растрачивал свои физические силы.
Несколько иным был бывший фронтовик Николай Обрящиков. Отличный профессионал, образец дисциплины, выдержки. Он был одним из тех, кто определял нравственный климат коллектива .
30 лет первым гобоистом в оркестре был Иосиф Иванович Шкиренко. И все 30 лет возглавлял то парторганизацию, то местком.
Много лет спустя услышала однажды от Блюмина в разговоре о Шкиренко: "Это был настоящий член партии". В его устах это прозвучало совсем неожиданно. На памяти было столько конфликтов между ними. Да и не странно ли звучит сегодня такая похвала? Но она дорогого стоила.
Он первым принимал на себя все катаклизмы, которых так много было в истории филармонии, отстаивал её интересы в высших инстанциях.
В верхах его не любили. Он не давал им покоя. А еще - никогда не пользовался никакими привилегиями и, вероятно, этим тоже вызывал у них раздражение. И ушел из жизни, не отмеченный ничем - ни орденом, ни почетным званием
БлюминВ 1948 году пришел в филармонию бывший фронтовик, майор Марк Блюмин. Кто в городе его не знал?
Эхо разносило далеко вокруг отголоски его бурной личной и общественной жизни. Мои отношения с ним за 25 лет совместной работы знали приливы и отливы, радость и горечь обид и разочарований. Но одно я знала твердо - филармонией он жил.
С ним связано одно из моих горьких воспоминаний.
По городу - афиши: в филармонии вечер, посвященный 60-летию со дня рождения и 40-летию творческой деятельности композитора, художественного руководителя филармонии Марка Блюмина. Мне поручена почетная миссия - сказать слово о юбиляре. Пожалуй, именно тогда, в дни подготовки к юбилею, я и всмотрелась пристальнее в его жизнь... Гладкой дороги не получалось. Взлеты, падения, назначен, уволен по собственному и не по собственному... И все же мы знали, что при нем филармония вырвалась из нужды и стала одной из лучших в России, это при нем у филармонии появился широкий круг друзей от ведущих солистов страны до рядовых слушателей. Да мало ли можно рассказать о Блюмине?
Готовилась. Волновалась.
Вечер. В потоке слушателей вхожу в филармонию. Меня ждали: "Ева Марковна, срочно - в кабинет директора!" Вхожу. Необычайно многолюдный и торжественный синклит руководителей всех рангов.
-Ева Марковна, мы хотим Вас предупредить, что НИКАКОГО ЮБИЛЕЯ НЕ БУДЕТ. Никаких торжественных речей и подношений. Это просто отчетный концерт композитора Блюмина.
У входа на сцену - бдительная стража, не пропускающая поздравителей. Растерянность, недоумение. Людей предупреждают, чтобы они не смели поздравлять. В зале - аншлаг.
Не знаю, пришлось ли когда-нибудь какому-нибудь юбиляру такое пережить. Не слышала и не читала о подобном. Блюмин смог. Он провел всю программу. Дирижировал. Пел.
Аккомпанировал... Вот только слово сказать в конце вечера не смог. Записал его на магнитофонную пленку. Слово в записи передали в зал.
До сих пор не знаю, чьих беспощадных рук это дело. Но, думается, вопреки замыслу авторов "сюрприза", этот вечер поднял общее уважение к Блюмину, сумевшему сохранить человеческое достоинство. Правда, "запас социального оптимизма, могучий гражданский заряд светлых, жизнерадостных и ясных эмоций", о которых писал в своей единственной, появившейся в печати статье о Блюмине Владимир Молько стремительно истощался. То, что болезни все чаще одолевали Блюмина, человека, который откровенно ненавидел болезни и больных, был даже жесток к ним, это было известно только ему.
С.Дудкин, Р.Щедрин, А.ТрифоновА с художественным руководителем, который занял этот пост прямо с консерваторской скамьи, Алексеем Трифоновым меня связывал, в первую очередь, студенческий Университет музыкальной культуры (УМК). Он вкладывал так много молодого азарта, творческую выдумку. Мы создавали студенческий общественный совет, слушатели выпускали свою стенгазету, подготавливали сообщения о музыкальных событиях страны и т.д. Было интересно всем, и создавалась чудная атмосфера взаимопонимания.
Я вспоминаю сегодня не ангелов, а людей. Людей, которым выпало жить и работать в такой непростой период. Чтобы ценить день сегодняшний, неплохо изредка оглядываться назад.
Во время работы над книгой об истории филармонии, мне приходилось перелистывать старые протоколы собраний. Как они поучительны!
Вот партсобрание обсуждает проблему отопления филармонии. А еще вопрос - почему все артисты оркестра вышли на сцену в галошах; вопрос распределения ордеров на починку обуви и о том, кого посылать на лесозаготовки... Зарплату задерживали по 6-8 месяцев и выдавали её по решению собрания самым нуждающимся. А кто-то из остряков повесил в филармонии плакат: "Брось кубышку, заведи сберкнижку!.." Филармония выжила.
Нелишне сегодня помнить о том, как все начиналось. Помнить, что ничто прекрасное на свете не дается без усилий, труда, и, главное, любви людей, создававших по кирпичику этот храм искусства.
И, смею надеяться, был заложен такой прочный фундамент, такие традиции, что ей уже ничто не грозит.
"Филармония" - в переводе с греческого "любовь к гармонии". Как она нужна всем. Сегодня, вероятно, нужнее, чем всегда.
Дай ей Бог доброго пути на долгие годы!
Самарская филармония в 1999 году за работу в развитии культуры признана лучшей филармонией России.
Е.М.Цветова
